Неточные совпадения
Он не думал, что тот христианский закон, которому он всю жизнь свою хотел следовать, предписывал ему прощать и
любить своих
врагов; но радостное чувство любви и прощения к
врагам наполняло его душу.
Правда, теперь вспомнил: один раз, один только раз я
любил женщину с твердой волей, которую никогда не мог победить… Мы расстались
врагами, — и то, может быть, если б я ее встретил пятью годами позже, мы расстались бы иначе…
— Не обманывай, рыцарь, и себя и меня, — говорила она, качая тихо прекрасной головой своей, — знаю и, к великому моему горю, знаю слишком хорошо, что тебе нельзя
любить меня; и знаю я, какой долг и завет твой: тебя зовут отец, товарищи, отчизна, а мы —
враги тебе.
Феклуша. Это, матушка, враг-то из ненависти на нас, что жизнь такую праведную ведем. А я, милая девушка, не вздорная, за мной этого греха нет. Один грех за мной есть точно; я сама знаю, что есть. Сладко поесть
люблю. Ну, так что ж! По немощи моей Господь посылает.
Люблю, военная столица,
Твоей твердыни дым и гром,
Когда полнощная царица
Дарует сына в царский дом,
Или победу над
врагомРоссия снова торжествует,
Или, взломав свой синий лед,
Нева к морям его несет
И, чуя вешни дни, ликует.
К тому же не был он (по его выражению) и
врагом бутылки, то есть (говоря по-русски)
любил хлебнуть лишнее.
И, верно, счастлив там, где люди посмешнее.
Кого
люблю я, не таков:
Молчалин за других себя забыть готов,
Враг дерзости, — всегда застенчиво, несмело
Ночь целую с кем можно так провесть!
Сидим, а на дворе давно уж побелело,
Как думаешь? чем заняты?
— Потому что — авангард не побеждает, а погибает, как сказал Лютов? Наносит первый удар войскам
врага и — погибает? Это — неверно. Во-первых — не всегда погибает, а лишь в случаях недостаточно умело подготовленной атаки, а во-вторых — удар-то все-таки наносит! Так вот, Самгин, мой вопрос: я не хочу гражданской войны, но помогал и, кажется, буду помогать людям, которые ее начинают. Тут у меня что-то неладно. Не согласен я с ними, не
люблю, но, представь, — как будто уважаю и даже…
— Да, правда: он злой, негодный человек,
враг мой был, не
любила я его! Чем же кончилось? Приехал новый губернатор, узнал все его плутни и прогнал! Он смотался, спился, своя же крепостная девка завладела им — и пикнуть не смел. Умер — никто и не пожалел!
Я же вот
люблю моего
врага: мне, например, ужасно нравится, что она так прекрасна.
— Если я выражался как-нибудь дурно, — засверкал я глазами, — то виною тому была монстрюозная клевета на нее, что она —
враг Андрею Петровичу; клевета и на него в том, что будто он
любил ее, делал ей предложение и подобные нелепости.
Пятая заповедь (Мф. V, 43 — 48) состояла в том, что человек не только не должен ненавидеть
врагов, не воевать с ними, но должен
любить их, помогать, служить им.
Много будешь иметь противников, но и самые
враги твои будут
любить тебя.
В 1846, в начале зимы, я был в последний раз в Петербурге и видел Витберга. Он совершенно гибнул, даже его прежний гнев против его
врагов, который я так
любил, стал потухать; надежд у него не было больше, он ничего не делал, чтоб выйти из своего положения, ровное отчаяние докончило его, существование сломилось на всех составах. Он ждал смерти.
Теперь я
люблю воспоминание об этом городишке, как
любят порой память старого
врага. Но, боже мой, как я возненавидел к концу своего пребывания эту затягивающую, как прудовой ил, лишенную живых впечатлений будничную жизнь, высасывавшую энергию, гасившую порывы юного ума своей безответностью на все живые запросы, погружавшую воображение в бесплодно — романтическое ленивое созерцание мертвого прошлого.
Никогда вы, господа, наши европейцы и западники, столь не
любили Европу, сколь мы, мечтатели-славянофилы, по-вашему, исконные
враги ее».
Другой
враг у Таисьи, которого Нюрочка тоже очень
любила, был о. Сергей.
Я
люблю его бесконечно, а между тем выходит, что я ему первый
враг; я гублю его будущность.
Мать
любила слушать его речи, и она вынесла из них странное впечатление — самыми хитрыми
врагами народа, которые наиболее жестоко и часто обманывали его, были маленькие, пузатые, краснорожие человечки, бессовестные и жадные, хитрые и жестокие.
Он был
враг всяких эффектов — это бы хорошо; но он не
любил и искренних проявлений сердца, не верил этой потребности и в других. Между тем он одним взглядом, одним словом мог бы создать в ней глубокую страсть к себе; но он молчит, он не хочет. Это даже не льстит его самолюбию.
— Теперь, — сказал он радостно, — ты мне брат, Никита Романыч! Что бы ни случилось, я с тобой неразлучен, кто тебе друг, тот друг и мне; кто тебе
враг, тот и мне
враг; буду
любить твоею любовью, опаляться твоим гневом, мыслить твоею мыслию! Теперь мне и умирать веселее, и жить не горько; есть с кем жить, за кого умереть!
Все дело было в том, что он до того
любил и уважал Б-го, до того благоговел перед ним, что тех, которые чуть-чуть расходились с Б-м, считал тотчас же почти своими
врагами.
— А где он говорит: прощай,
люби, не обижай и
врагов люби. Ах, как хорошо он говорит!
И потому как человеку, пойманному среди бела дня в грабеже, никак нельзя уверять всех, что он замахнулся на грабимого им человека не затем, чтобы отнять у него его кошелек, и не угрожал зарезать его, так и нам, казалось бы, нельзя уже уверять себя и других, что солдаты и городовые с револьверами находятся около нас совсем не для того, чтобы оберегать нас, а для защиты от внешних
врагов, для порядка, для украшения, развлечения и парадов, и что мы и не знали того, что люди не
любят умирать от голода, не имея права вырабатывать себе пропитание из земли, на которой они живут, не
любят работать под землей, в воде, в пекле, по 10—14 часов в сутки и по ночам на разных фабриках и заводах для изготовления предметов наших удовольствий.
Он был не речист и даже угрюм;
враги даже говорили, что он, в то же время, был глуп и зол, но, разумеется, говорили это по секрету и шепотом, потому что Гремикин шутить не
любил.
Степан Михайлыч ко многим особенностям своего нрава присоединял и эту странность, что, будучи заклятым
врагом, ненавидя всякую намеренную ложь, даже малейший обман, утайку, очень простительную при некоторых обстоятельствах, —
любил слушать безвредное лганье и хвастанье (как он выражался) людей простодушных, предающихся с каким-то увлеченьем, с какой-то наивностью, даже с верою, небылицам своего воображения.
Кирша был удалой наездник,
любил подраться, попить, побуянить; но и в самом пылу сражения щадил безоружного
врага, не забавлялся, подобно своим товарищам, над пленными, то есть не резал им ни ушей, ни носов, а только, обобрав с ног до головы и оставив в одной рубашке, отпускал их на все четыре стороны.
Юрий стал рассказывать, как он
любил ее, не зная, кто она, как несчастный случай открыл ему, что его незнакомка — дочь боярина Кручины; как он, потеряв всю надежду быть ее супругом и связанный присягою, которая препятствовала ему восстать противу
врагов отечества, решился отказаться от света; как произнес обет иночества и, повинуясь воле своего наставника, Авраамия Палицына, отправился из Троицкой лавры сражаться под стенами Москвы за веру православную; наконец, каким образом он попал в село Кудиново и для чего должен был назвать ее своей супругою.
Милославский был свидетелем минутной славы отечества; он сам с верными дружинами под предводительством юноши-героя, бессмертного Скопина, громил
врагов России; он не знал тогда страданий безнадежной любви; веселый, беспечный юноша, он
любил бога, отца, святую Русь и ненавидел одних
врагов ее; а теперь…
— Теперь, когда он честно погиб, сражаясь за родину, я могу сказать, что он возбуждал у меня страх: легкомысленный, он слишком
любил веселую, жизнь, и было боязно, что ради этого он изменит городу, как это сделал сын Марианны,
враг бога и людей, предводитель наших
врагов, будь он проклят, и будь проклято чрево, носившее его!..
— А я, ее дитя, вскормленное ее грудью, выученное ею чтить добро,
любить, молиться за
врагов, — что я такое?.. Поэзию, искусства, жизнь как будто понимаю, а понимаю ли себя? Зачем нет мира в костях моих? Что я, наконец, такое? Вырвич и Шпандорчук по всему лучше меня.
Он был
враг всякого угнетения и друг демократии, но вместе с тем и друг изгнанного дворянства, реставрации которого тоже сильно сочувствовал, потому что
любил «благородство идей» и ненавидел зазнающихся выскочек.
— Вольтер-с перед смертию покаялся […перед смертью покаялся. — Желая получить право на захоронение своего праха, Вольтер за несколько месяцев до своей смерти, 29 февраля 1778 года, написал: «Я умираю, веря в бога,
любя моих друзей, не питая ненависти к
врагам и ненавидя суеверие».], а эта бабенка не хотела сделать того! — присовокупил Елпидифор Мартыныч, знаменательно поднимая перед глазами Миклакова свой указательный палец.
Мне не один раз приходилось слышать на Чусовой рассказы о разбойнике Рассказове с самыми разнообразными вариациями; бурлаки
любят эту темную, полумифическую личность за те хитрости, какими обходил Рассказов своих
врагов.
— Что можно сказать? Мне кажется, на ваш вопрос отвечать очень легко: вероятно, этот гражданин более ненавидит
врагов своего отечества, чем
любит свой собственный дом. Вот если б московские жители выбежали навстречу к нашим войскам, осыпали их рукоплесканиями, приняли с отверстыми объятиями, и вы спросили бы русских: какое имя можно дать подобным гражданам?.. то, без сомнения, им отвечать было бы гораздо затруднительнее.
Васса. Зачем тебя подкупать, зачем утешать? Ты, Рашель, знаешь — я тебя
врагом не считала, даже когда видела, что ты сына отводишь от меня. На что он мне годен, больной? Я с ним неласкова была и видела — ты его
любишь. И я тебе сказала тогда —
люби, ничего! Немножко радости и больному надобно. Я даже благодарна была тебе за Федора.
Бенис сам не
любил его за присвоение власти, ему не принадлежащей; он не только не смягчил раздражения моей матери, но усилил его, и она возненавидела Камашева как лютейшего своего и моего
врага.
И стало так: по утрам, проснувшись, Саша радостно думал об университете; ночью, засыпая — уже всем сердцем не верил в него и стыдился утрешней радости и мучительно доискивался разгадки: что такое его отец-генерал? Что такое он сам, чувствующий в себе отца то как злейшего
врага, то любимого, как только может быть
любим отец, источник жизни и сердечного познания? Что такое Россия?
Борис Петрович отправился в отъезжее поле, с новым своим стремянным и большою свитою, состоящей из собак и слуг низшего разряда; даже в старости Палицын
любил охоту страстно и спешил, когда только мог, углубляться в непроходимые леса, жилища медведей, которые были его главными
врагами.
Оставь меня, о дух лукавый!
Молчи, не верю я
врагу…
Творец… Увы! я не могу
Молиться… гибельной отравой
Мой ум слабеющий объят!
Послушай, ты меня погубишь;
Твои слова — огонь и яд…
Скажи, зачем меня ты
любишь!
До двадцати шести лет Яков Артамонов жил хорошо, спокойно, не испытывая никаких особенных неприятностей, но затем время,
враг людей, которые
любят спокойную жизнь, начало играть с Яковом запутанную, бесчестную игру. Началось это в апреле, ночью, года три спустя после мятежей, встряхнувших терпеливый народ.
— Третий пункт:
люблю правду, искренность и честность, — продолжал я почти машинально, потому что сам начинал уж леденеть от ужаса, не понимая, как это я так говорю… — Я
люблю мысль, мсье Зверков; я
люблю настоящее товарищество, на равной ноге, а не… гм… Я
люблю… А впрочем, отчего ж? И я выпью за ваше здоровье, мсье Зверков. Прельщайте черкешенок, стреляйте
врагов отечества и… и… За ваше здоровье, мсье Зверков!
Ведь он сумасшедший и не
любит меня, считая, что я поклонник Карамзина и
враг Шишкова, а я, как вы сами знаете, мой милый, ничей не поклонник и не
враг.
Мольер. С чего ты взял, что я тебя
люблю? Ты болтун. Меня никто не
любит. Меня раздражают, за мной гоняются! И вышло распоряжение архиепископа не хоронить меня на кладбище. Стало быть, все будут в ограде, а я околею за оградой. Так знайте, что я не нуждаюсь в их кладбище, плюю на это! Всю жизнь вы меня травите, вы все
враги мне.
— Да,
враг! Нечего на
врага: нет, видно, наша коровка хоть и старенька, да бычка
любит. Пусти, Василиса, вон ее, бычиху.
Митя. Зачем же вы пьете,
Любим Карпыч? Через это вы сами себе
враг!
Внимай, чем славится великий человек;
Любя отечество, ему он служит век,
Разит
врагов его, пороки истребляет,
Законы чтит его и вольность охраняет.
И сонмище убийц друзьями почитаешь,
Какие ж то друзья, в которых чести нет?
Толпа разбойников тебя не сбережет.
Когда б ты, Рим
любя, служил ему, гонитель,
Тогда бы целый Рим был страж твой и хранитель;
А ты, в нем с вольностью законы истребя,
Насильством, яростью мнишь сохранить себя,
Но гнусным средством сим ты бед не отвращаешь,
Сам больше на себя
врагов вооружаешь.
— Бога не вижу и людей не
люблю! — говорит. — Какие это люди, если друг другу помочь не могут? Люди! Против сильного — овцы, против слабого — волки! Но и волки стаями живут, а люди — все врозь и друг другу
враги! Ой, много я видела и вижу, погибнуть бы всем! Родят деток, а растить не могут — хорошо это? Я вот — била своих, когда они хлеба просили, била!
Ераст. От
врагов прячутся-то, а не от тех, кто
любит. Поверьте душе моей, что кто вас истинно
любит, тот злодеем вашим не будет.